Ушел из жизни Даниил Гранин. Весть – как обухом по голове. Казалось, несмотря на свои 98, он будет жить еще очень-очень долго, можно будет изредка звонить ему на домашний или на мобильный и по-соседски напрашиваться в гости: всего-то пять минут хода с Кронверкской на Малую Посадскую. Живой классик, автор «Иду на грозу», «Блокадной книги» и других легендарных книг благоволил мне, а я, дурак, не ценил.
Началось наше общение в бытность мою питерским корреспондентом «Литературки», в 1998-м. Газета чем-то обидела Гранина, московские коллеги попросили восстановить отношения, предупредили: будет непросто. Но Даниил Александрович легко и сразу пошел на контакт. Я почувствовал, что преклонный уже тогда возраст и статус писателя-основоположника нисколько не мешают ему вникать в подробности текущей жизни – литературной и обычной.
Подготовили несколько публикаций. По моей просьбе он участвовал в алфёровских чаепитиях, где с прямотой фронтовика говорил о том, за счет чего мы победили в Великой Отечественной, хотя по всем параметрам должны были проиграть, и досадовал, что ведущий свернул острую тему. Помню, Даниил Александрович оживился, узнав, что среди боевых наград моего отца есть медаль «За взятие Кенигсберга»: «Я тоже был в районе Кенигсберга, а в каких частях воевал твой отец?» Я толком не мог ответить. «Вот это непростительно», – с укоризной сказал он…
После, когда появился альманах «Русский Меценат», я приносил ему свежие номера. Гранин, вернувший в наше общество понятия «милосердие», «благотворитель», просматривал их на первых порах с недоверием. Вчитывался в отдельные страницы и, закрывая, говорил: «Хороший у тебя журнал, но больно уж красивый. Для кого он?».
Я возражал: «Даниил Александрович, это же не глянец, просто качественное издание. Мы не можем выпускать его как газету для бездомных на папиросной бумаге». В конце концов, объяснение его устроило, он разрешил напечатать в «Русском Меценате» отрывок из своего неопубликованного еще романа «Мой лейтенант». Храню переданный им машинописный оригинал, сейчас внезапно ставший реликвией.
Он же посоветовал завести в журнале рубрику «Подвижники», что я и сделал; в ней вышли несколько очерков о неординарных, творчески одержимых людях, которых Гранин бесконечно уважал. Именно таких энтузиастов и бессребреников, прежде всего из российской глубинки награждал своими премиями возглавляемый им Международный благотворительный фонд имени Д.С. Лихачева.
Меня всегда занимали его отношения с собственным возрастом. Этот интерес обострился после моей командировки в Азербайджан и знакомства с местными долгожителями. В основе их долголетия были понятные вещи – горный воздух, экологически чистая пища, воздержание от алкоголя и курения, плюс генетическая составляющая. У Гранина было нечто иное – война, утомительный писательский труд, загазованный мегаполис, и тем не менее он приближался к столетию…
С согласия Даниила Александровича я пришел к нему с известным геронтологом профессором Хавинсоном, который начал рассуждать о значении здорового образа жизни. Гранину мысли о воздержании от соблазнов активно не понравились, он с юмором рассказал, как спорит со своим организмом. «Говорю ему – «хочу выпить». – Он: «Не пей, мне плохо будет». – А я настаиваю: пусть, все равно выпью. И выпиваю рюмку. И мне хорошо!».
С таким же оптимизмом и жизнелюбием я столкнулся, навестив его пару лет назад в больнице после операции. «Все будет нормально. Ты лучше анекдот расскажи». Или вот звоню ему на дачу: «Как поживаете?» – «Прекрасно». – «Работаете?» – «Конечно, это единственное, что я умею делать». Последний раз я навестил его с месяц назад на Малой Посадской. Даниил Александрович вышел к двери на костылях, проводил меня в гостиную, усадил напротив себя и пресек вопросы о своем самочувствии привычным «Ты мне скажи…». Что означало – это он меня будет расспрашивать о происходящем. А выводы сделает сам.
Мне будет очень не хватать Вас, дорогой Даниил Александрович! Другие напишут про Ваш вклад в отечественную литературу и общественную жизнь. Я – о личном.
Аркадий СОСНОВ
